Суббота, 3. 1.

Ура! Джеймс Бенсон пригласил меня в кино! Если он полюбит меня, все девушки на работе будут завидовать мне и уважать меня. Все здесь без ума от него.

Теперь главное - хорошо подготовиться к встрече. Если бы я знала, какое платье ему больше понравится! Я вне себя от волнения и радости.

А Питер, дурак такой, пригласил меня на встречу „друзей Нарнии“! Чушь какая! Вот какой у меня „старший“ брат! Разве он не взрослый? Разве мы не согласились давно, что больше не будем играть в Нарнию, а научимся жить в своем мире? Он так и не научился. А профессор Керк и тетя Полли все поддерживают их! Или они сами сумасшедшие, или сволочи. Ну пусть поболтают там о своих воображаемых приключениях, а меня ждет настоящее приключение!

Среда, 7. 1.

Я понравилась Джеймсу! Он даже хотел поцеловать меня. А я отказалась, дура. Струсила, как ребенок. А вчера он предложил проводить меня домой, и мне пришлось опять отказаться, ведь у нас дома такая суматоха! Этот ужин окончательно свел их с ума. Они все говорят, что им там появился нарниец и надо ему помочь. Питер и Эдмунд будто собираются в Лондон за волшебными кольцами. Они сами уже забыли половину игры! Ведь кольца мы считали злым колдовством. А теперь хотят пользоваться ими. Нет, я Джеймса приглашу, когда они уедут.

Воскресенье, 11. 1.

Все уехали! Дом свободен! Даже мамы и папы нет. А Джеймс не хочет прийти. Он обиделся, потому что я не дала ему поцеловать меня. Если он теперь бросит меня, все будут смеяться надо мной.

А я вчера купила такое красивое платье и шарфик, а он не видит.

Суббота, 17. 1.

Стыдно читать записи после того, что произошло. Я еще и радовалась, что все уехали и оставили меня одну. А они больше не вернутся. Вся моя семья погибла. Даже Питер и Эдмунд, которые не сидели в поезде, а стояли на платформе. Профессор и тетя Полли тоже погибли, и Юстэс и его школьная подружка Джил. А самое ужасное - мне пришлось смотреть на них. Чтобы „установить личности“. Они были уже вымыты, но все равно страшно смотреть. Странно, почему я свалилась в обморок именно у Люси, а она была намного менее изувечена, чем все другие. Я имею в виду лицо. Оно было совсем целое, как будто она вот-вот откроет глаза и заговорит. Мне захотелось потрясти ее и разбудить. А только тут по-настоящему до меня дошло, что они мертвы. Что если я трону Люси, она окажется холодной. Тем более, что судя по форме того, что покрыто простынью, от остальной части тела мало что осталось целым. Как-то до того я просто глубоко внутри не верила, что это они там лежат под белыми простынями, хоть и говорила, что узнаю их.

Потом позаботилась обо мне какая-то женщина, одетая как медсестра. У нее, должно быть, большой опыт. Она меня действительно немножко успокоила, напоила чаем. Потом она сказала:

- Я знаю, что это слабое утешение, но никто из них не мучился. Они все умерли сразу. Наверное, даже не было больно.

Но это было для меня не только не утешением, это ужасало меня еще больше. Они были такие храбрые, не только в играх, но и в настоящей жизни, особенно Питер и Люси. А теперь они разве даже не смогли бороться за свою жизнь? Толчок, и все - даже не больно? Нет, это несправедливо. Если кто, я должна была так умереть. А именно я осталась, и мне надо бороться.

„Будьте взрослой, мисс“ - сказал полицейский, который вел меня к их телам. Та женщина тоже такое говорила. А я, дура, думала, что хорошо быть взрослой! На самом деле, я всего лишь играла во взрослую. А к настоящей взрослой жизни я не готова, и игры меня к этому совсем не подготовили. Кроме игры в Нарнию, как ни странно.

От вещей осталось только то, что было в карманах у Эдмунда и Питера, и кое-какие твердые предметы из маминой сумочки: ключи, ножнички для ногтей, серьги, деньги. Теперь это все у меня. Что же делать с этими вещами, особенно с барахлом Питера и Эдмунда? У Эдмунда даже конфеты были. Просто выбросить - не могу. Съесть - фу! Даже тронуть страшно. Сохранить - тоже глупо. Тем не менее я сунула все в ящик и заперла на ключ.

Воскресенье, 18. 1.

Я вспомнила, когда я уже чувствовала такое же отчаяние и полную безнадежность, как теперь. Это было в Нарнии, когда Колдунья убила Аслана. Ведь я сразу осознала, что все это мне что-то напоминает. Что уже раз в жизни я так плакала, пока не кончились слезы. Особенно лицо Люси мне было странно знакомо. Невредимое, серое, молодое, и такое выражение на нем, испуг и радость одновременно. Теперь я знаю, когда она была такой. Когда мы обернулись после той страшной ночи и увидели живого Аслана.

А эта, теперешняя ночь не кончится. Здесь нет Аслана, и никого из них я живым не увижу.

Первые ночи я вообще проплакала. Теперь я сплю ночью, но часто просыпаюсь от кошмарных снов. Я даже не знаю, что хуже, когда они снятся мне мертвыми и я просыпаюсь крича и в холодном поту, или когда они снятся живыми и я просыпаюсь и вспоминаю, что их нет. Прошлой ночью я видела особенно подлый сон. Мне приснилось, будто весь этот кошмар оказался сном, о котором я рассказывала им, и они смеялись. Лучше бы я не проснулась! Нет, я не перестала бояться смерти. Но все лучше, чем такая жизнь.

Воскресенье, 18. 1. - вечером

Я решила выкинуть конфеты Эдмунда, пока они не испортились. Открыла ящик, вынула их - и не решилась. Вдруг раздался звонок в дверь. Это был Джеймс. Он уже знал обо всем и очевидно рассчитывал на то, что я теперь очень нуждаюсь в любви. Но при этом он разговаривал слишком много и слишком бодро. Вдруг он увидел конфеты на столе и небрежно сунул одну в рот. Я вскрикнула „нет!“ и на секунду потеряла сознание.

Когда я очнулась, Джеймс прижимал меня к себе и расстегивал мою блузку. Мне это было очень противно. Я сопротивлялась, но сил было мало. Наконец я просто выбежала на улицу, на ходу застегивая блузку и поправляя юбку. Он был очень сердит и ушел.

Понедельник, 19. 1.

Аслан! Прости меня. Я все это время предавала Нарнию. И что хуже - я предавала Тебя. Я хотела быть, как другие, и поэтому убеждала себя, что это была только игра. Кроме того, мне не понравилось то, что я в Нарнию не вернусь. Ты велел нам искать Тебя в нашем мире. Питер искал, а я - нет. Я хуже Эдмунда, ради которого Ты... Есть ли прощение и для меня? Если нет, то пожалуйста, я хочу умереть сразу. Даже это будет милость, которую я не заслужила. Я заслужила именно то, что получила - остаться без Питера, Эдмунда и Люси, без родителей, без Тебя, с глупыми платьями и шарфиками, с Джеймсами. На всю жизнь, до старости, до смерти или сумасшествия или самоубийства. Но это разве не Ты дал мне силу убежать от Джеймса?

Вторник, 20. 1.

Что со мной? Схожу ли я с ума? Может ли это быть правдой, то есть Нарния и Аслан существуют на самом деле? Если бы ребята на работе узнали об этом, они меня отправили бы в психушку. Не надо ли забыть обо всем этом и может быть, помириться с Джеймсом?

НЕТ! Он вел себя, как свинья. Вернее, как осел: как Рабадаш! А Нарния не может быть выдумкой, ибо мы никогда не смогли бы выдумать такое. Я хочу служить Аслану в нашем мире. Только - смогу ли я? Я всегда была трусихой. Аслан, помоги, помоги, помоги!

Среда, 21. 1.

Сегодня я снова открыла ящик и посмотрела на вещи Эдмунда и Питера. Там была какая-то свернутая бумажка. Я открыла один конец и стала сыпать содержимое себе на ладонь. Выпало два желтых кольца. (Спасибо, что не желтое и зеленое, а то меня разорвало бы!) Я очутила странную легкость и сжала руки, а в левой - два кольца, в правой - свернутые в бумагу остальные. Потом я вынырнула из пруда в очень тихом, очень зеленом, светлом лесу. В первый миг я подумала, что я где-то в Нарнии, но меня удивили полная тишина и множество маленьких прудов. Потом я поняла, что, должно быть, я в Лесу-между-мирами, о котором рассказала тетя Полли. Было так спокойно, что тяжесть на моей душе уменьшилась в десять раз. Но и оставшаяся доля была еще слишком тяжелая для меня. Я легла на траву и опять расплакалась.

Через несколько минут я заговорила с Асланом. Я чувствовала, что Он здесь.

- Аслан, пожалуйста, прости меня. Могу ли я снова служить Тебе? И... я очень хотела бы еще разок взглянуть на Нарнию. Чтобы убедиться на всю жизнь, что она настоящая. Ведь я все еще иногда сомневаюсь, и теперь я единственный человек на свете, кто знает о Нарнии.

- Нарнии больше нет. - раздался мягкий могущественный голос Аслана.

Эта новость была еще одним тяжелым ударом для меня. Но в то же время я испытывала огромное облегчение, что Аслан есть, что Он говорит со мной и что я способна услышать Его.

Видеть Его я, конечно, не могла. Может быть, никогда больше не смогу. Но как-то чувствовала, в какую сторону Он показывает. Там я увидела сухую ямку и догадалась, что это недавно был пруд, ведущий в Нарнию.

- Как это? - спросила я, - Разве она должна была погибнуть с последним человеком, любившим ее, как будто она и впрямь всего лишь детская игра?

- И твой мир придет к концу, если не останется людей, любящих его. Он разве игрушечный?

- Не игрушечный, к сожалению. Ой Аслан, я не хочу возвращаться туда!

Вдруг я вспомнила о кольцах, которые все еще сжимала в руках. И о том, что Питер достал их из Лондона против веления Аслана. Тут мне в голову пришла ужасная мысль (я уже отвыкла от неужасных мыслей):

- Это Ты их убил? За кольца?

- Не за кольца. Я забрал друзей Нарнии потому, что они были нужны в моей стране, когда Нарния приходила к концу.

Тут я сделала кое-что очень страшное. Наверное, если бы я видела Его, не смела бы. Я вскочила и стала ругать Аслана.

- А мне они разве не нужны? Это я так думала, но Ты-то знал правду все время. Ты оставил меня совершенно одну! Сначала не дал вернуться в Нарнию, потом... А маму и папу зачем?

Я швырнула кольца из обеих рук в сторону, откуда слышала голос. Кольца исчезли со вспышкой, а бумага сгорела в воздухе. Я испугалась. Продолжала я менее уверенно, но продолжала:

- И вообще, Ты ведь и раньше не убивал нас в Англии, когда нужны были в Нарнии! В Англии никто даже не замечал. А теперь... Ты даже не представляешь, как это ужасно! У Питера голову... Зачем тебе это надо было?

Вдруг возле меня упала на траву большая сверкающая слеза.

Я снова разрыдалась и вдруг заметила, что прижимаюсь к кому-то. Он держал меня в объятиях. Я ничуть не сожалела, что сказала Ему все. Зачем пытаться скрывать, если Он все равно знает - и понимает.

Потом Он снова заговорил.

- Если бы ты увидела их лица, когда я сказал им, что не надо больше возвращаться в Англию! А что касается тебя - разве ты хотела бы остаться такой, какая была перед этим?

- Предателем? Нет! Ни за что! Даже не за... за то, чтобы они вернулись... Но все равно страшно и жутко.

- Да, нелегко тебе, дочка. - согласился Он. Снова упала слеза, прямо мне на предплечье. Она была такая горячая, что чуть не сожгла мне кожу.

- А потом, Аслан, я же теперь действительно одна, и никто кроме меня не знает о Нарнии.

- Но Я с тобой, и есть люди, которые знают Меня.

Вдруг я заметила, что последние слова Он мне говорил уже не в лесу, а в моей комнате.

Теперь я очень устала. Мне все еще больно смотреть на вещи в ящике, но больше не страшно.

Четверг, 22. 1.

Еще что-то о вчерашней встрече с Асланом: Когда Он сказал: „Если бы ты увидела их лица...“, я вдруг смогла очень ясно представить себе их лица, как будто действительно видела. И до сих пор помню, как будто видела. Лица их были такие радостные, как вообще не бывает в этом мире. Вся старость исчезла с лиц профессора и тети Полли - то есть, нет. Все хорошее, что приносит возраст, было видно: достоинство, невозмутимость, мудрость. Исчезли седина, морщины, усталость - исчезло то, что напоминает о том, что человек умрет. Оно, собственно, исчезло и с молодых лиц Питера, Эдмунда, Люси, Юстэса и Джил. Я раньше не знала, что оно есть на молодых лицах. Я не могу больше серьезно желать, чтобы они вернулись. Если бы они показались в этом виде в Англии, весь мир выглядел бы тусклым и дряхлым перед ними. А желать теперь, чтобы они были такими как раньше, просто невозможно.

Мне кажется, это не просто мое воображение. Это Аслан мне их показал. Ведь зачем Аслану говорить „если бы...“?

Пятница, 30. 1.

Люди на работе не понимают, почему я вдруг стала такой спокойной. Может быть, они действительно думают, что со мной не все в порядке. Они после этой катастрофы вообще немножко боятся говорить со мной. Кое у кого тоже погибли знакомые, но не близкие и родные, тем более все сразу.

Никто не смеялся над тем, что я рассталась с Джеймсом. По крайней мере, не при мне. А сам он думает, что у меня есть другой. Ну, он почти прав.

Очень меня утомляют все эти хлопоты с наследством. Я все время обязана заниматься такими скучными, совершенно неважными делами, которые напоминают мне, что я сирота.

Или другое. Мне что-то нужно, и я нечаянно думаю: „Надо спросить у папы.“ Или у мамы, или у Питера. Я даже не знала, что я такой эгоист. Иногда я даже сержусь: Им там в стране Аслана хорошо, а я должна обойтись здесь без них.

Понедельник, 16. 2.

Здесь действительно есть люди, которые знают Аслана. Зовут они Его по-другому, это ясно, ведь Асланом Его звали только в Нарнии. А Нарнии больше нет. С этой мыслью труднее всего мириться. Странно помнить, что полтора месяца назад я еще сама хотела, чтобы Нарнии не было!

Но я встретила таких, кто знает Его намного лучше меня и у кого я могу учиться. Я очень плохо учусь, часто трушу перед коллегами и делаю не то, что надо. Но Он не оставляет меня.

Мне все еще иногда снятся изувеченные тела, и я просыпаюсь с криком. Но тогда я вспоминаю беседу в Лесу, слезы Аслана и то, как они были рады остаться у Него. Мне все еще часто очень не хватает их, особенно мамы и Люси. Но мне не нравится, когда люди жалеют меня. Я всегда думаю, что они что-то недопонимают.

Я думаю, надо в следующие выходные поехать к тете Альберте и дяде Гарольду. Вернее, мне кажется, что Аслан этого хочет. Сама я не очень хочу. Боюсь.

Понедельник, 23. 2.

Как они оба похожи на Юстэса! Это было очень странно. Как будто он там, но это не он.

Было ли правильно поехать? Я далеко не так хорошо понимала их, как надеялась. Во время обеда мы почти не разговаривали, и если говорили, то о пустяках. Я уже думала, зачем я беспокою их. Мое присутствие только заставляет их думать о Юстэсе, и это тяжелые мысли.

После обеда дядя Гарольд куда-то ушел. Мы с тетей Альбертой остались одни. Тогда она стала сама на себя не похожа. Она долго повторяла, что нет такого несчастного человека, как она. Я робко упомянула, что мое положение вроде бы еще хуже. Но она сказала, что никто не страдает больше, чем мать, лишенная ребенка. Потом она рассказала, что они - особенно она - очень долго питали ложные надежды. Дело в том, что ни Юстэс, ни Джил не были найдены в поезде. Остатки портфеля Джил нашли, но от Юстэса и его вещей никаких следов не было. Им показали несколько мертвых мальчиков, но Юстэса не было среди них. Поэтому она надеялась несколько дней, что его найдут живым, а потом еще подумала, что, может быть, он сошел с поезда до аварии, чтобы убежать от школы.

- Он не делал бы этого. - возразила я, - и кроме того, он ни за что не хотел разминуться с Питером и Эдмундом.

- В принципе я знаю. И он бы связался с нами, конечно. Если его не похитили или что-нибудь такое. Но просто не верится, что Юстеса больше нет. А потом - тут ее и так бледное лицо еще побледнело - он мне так часто снится...

Так мы обнаружили, что у нас все-таки есть много общего. Мы обе сначала не верили, что это правда. Нас обеих мучат очень похожие сны. Мы обе ненавидим заниматься тем, что нужно ведомствам. Я думала, что у них этой проблемы мало, но оказывается, тоже предостаточно. Мы обе не знаем, что делать с вещами, принадлежавшими погибшим. Я рассказала, что долго думала, что делать с конфетами из кармана Эдмунда, а наконец зарыла их на его могиле и посадила наверх цветы. И что до этого, когда конфеты лежали у меня, случайно пришедший гость, не знавший, чьи они, съел одну, и мне стало так плохо, как будто он нарочно питается кровью Эдмунда. Тетя Альберта сказала, что она хотела бы в честь Юстэса повесить в зале картину, которую он особенно любил, но картина очень примитивная и не подходит, и, кстати, она всегда хотела убедить сына в этом.

Я поняла, что дело тут не только в картине. Я рассказала:

- Я в последнее время не очень хорошо относилась к своим братьям и сестре. Они так любили старые истории, и я думала, что это примитивно и глупо. Когда они погибли, я чувствовала себя плохо еще и потому, что мы не уладили вовремя отношения. Особенно когда поняла, что виновата я, а поздно мириться с ними.

- Я разговариваю с Юстэсом. - сказала тетя Альберта. - Вон с этой фотографией.

- А я сделала другое. Я заговорила с... - тут я впервые употребила земное имя Аслана. Тетя Альберта вздрогнула.

- А Он тебе ответил?

- А как же!

- А что Он сказал?

- В основном, что Он страдает со мной и плачет обо мне, что им там очень хорошо и что Он не оставит меня. Было многое другое, может быть я когда-нибудь расскажу поподробнее, но это главное.

- А я воззвала к Нему, когда была в твоем возрасте. Умоляла помочь. Плакала. Но Он не ответил.

Мы обе долго молчали. Я не могла представить себе, что она врет, но еще меньше могла представить себе, что это правда. Во всяком случае, ответа не нашла. Первой заговорила она:

- Если бы я сейчас начала общаться с Ним, я бы отругала Его.

- И я ругала. - сказала я тихо. - Даже очень. Кричала и швыряла предметы.

Тут прекратился наш разговор, ибо вернулся дядя Гарольд.

Когда я уезжала, мы с тетей Альбертой обнялись.

Аслан, разве Ты правда не ответил тогда?

Понимаю, это не мое дело. Мне Ты ответил, и ей ответишь, если она попробует еще раз. Даже если она будет ругаться.

Источник: http://narnianews.ru/modules.php?name=Forums&file=viewtopic&t=932